После того, как мне приснился дико реалистичный сон, исполнения которого я жажду не менее сильно, чем сдать проект вовремя, просыпаться было очень больно. Не хотелось верить, что это не было реальностью. О, магия дайри, заклинаю, пусть этот сон станет явью, ибо оно с какой-то вероятностью может, надеюсь. Поэтому я опять задремал.
В новом сне одна девушка (назовем ее Л. для дальнейшего повествования), которая совершенно по непонятной причине проассоциировалась с Брейном из "Пинки и Брейна", хвасталась, что провела двести пятьдесят человек в страшный дом, названия которого я не запомнил, и все благополучно вышли отсюда даже с трофеями. Я ей не верю, и тогда она предлагает проникнуть в тот дома снова только вдвоем.
А дом оказался с характером: меняет положение комнат и коридоров, управляет дверьми и окнами, количество этажей изменяется от -1-го до небоскреба. А еще стены увивают неизвестные ядовитые растения, и населяют его всякие психи, под предводительством хозяйки дома (грузная тетка с короткими платиновыми волосами и тягой к фиолетовому) и ее дочери (я ее не увидел в комнатах дома, но как-то понял, что мать ее держит в подвале, у нее нежная бледная кожа в мелких коричнево-рыжих веснушках и каштановые волосы, собранные в хвост). У нас была какая-то цель в том доме, что-то найти, потому мы лазали по комнатам, которые оказывались то чердаком с побрякушками, то а-ля восточной кальянной с тканями на стенах, то палатой в психбольнице, то лабораториями с какими-то веществами и спорами, над которыми мы что-то химичили, то кухня а-ля 19 века с дичью на крюках. Встречался и какой-то религиозный обряд фанатиков, похожих на бойцов полураспада из "Безумного Макса". Все помещения проносились быстро, ибо нас то и дело что-то пыталось убить или покалечить, или заключить в плен: от фанатиков и хозяйки до изменяющегося интерьера дома и растений. Наконец, мы решили выбираться. Л. достает из рюкзака какой-то крем, который по ее словам защитит нас от яда растений снаружи. Мы мажемся, а это оказывается клеем пва (не тем дешевым из канцелярских магазинов, а тем, что я клею макеты - мощно склеивает картон и бумагу). И тогда понимаем, что это дом изменил состав крема. Ну, что поделать, ныряем в открывшийся лифт, который начинает подниматься вверх.
- И как ты только провела сюда двести пятьдесят человек, если мы вдвоем тут, как мыши, рвущиеся из мышеловки? - накидываюсь я на Л., осознавая весь ужас ситуации.
- Так с такой толпой легче было: дом отвлекался то на одного, то на другого... - пытается отмазаться она.
Лифт врезается в крышу здания - благо, нас, вопреки моим ожиданиям, не расплющило. Только вот двери лифта будто сварили друг с другом. Пытаемся какими-то ломиками из рюкзаков взломать треклятую железную коробку. Воздух кончается.
Тут двери резко распахиваются - снаружи толпа фанатиков. Я прорываюсь сквозь толпу, а вот Л. нет: лифт с ней внутри захлопывается и стремительно едет вниз. У меня, конечно, было секундное желание бросится ее спасать, но сразу понимаю, что это Дом дал мне шанс уйти, если я не полезу спасать Л., а ее он забрал в свой плен, потому что ей не надо было возвращаться сюда после прошлого раза, ибо это дом выпустил те двести пятьдесят человек, а не проворство Л. их вывели. Подхожу к большому открытому окно и встаю на подоконник: снаружи высота примерно трех этажей, асфальтированные доожки, зелень, прутья забора, а дальше обычный переулок. Вдруг рядом со мной оказывается человек: седой, в глубоких морщинах, но с живыми блестящими глазами, в черной шапке-кепке.
- Пройдешь прямо по переулку, свернешь направо и сядешь на четырнадцатый автобус, - советует он.
Понимаю, что это хуманизированный Дом, который отпускает меня, и выхожу из окна по бетонной лестнице.